СИМФОНИЯ (2-я, драматическая) (отрывок) 1. Пьяный и красный, он уплатил по счету и, слегка пошатываясь, вышел из ресторана. 2. Образ жены, облеченной в солнце, смеялся ему в лицо. Он слышал знакомые слова: «Мы с мужем одеваем ее мальчиком...» 3. Тут поскользнулся пьяный Мусатов и полетел вверх пятами, пародируя европейскую цивилизацию. 4. Поднимаясь, отряхивался от снега и шептал: «Куда мы летим... Не надо, не надо!» 5. Поднимал бобровый воротник. 6. А над ним нависала мертвенность, раздавался шум невидимых крыльев. 7. Раздавались мстительные крики. 1. Они указали ему на открытую дверь. Он внял их совету. 2. Не вините его, почтеннейшие! Они сами ему нашептывали: «Здесь разрешишь свое недоразумение». 3. И он вошел в проклятое место, и задремавший швейцар не осведомился, что ему нужно. 4. Они указали на дверь, а на двери они приколотили дощечку с надписью. 1. Над столом спускалась висячая лампа, какие бывают во всяком казенном заведении. 2. На столе стоял графин и стакан. 3. На полу сидел красноносый, рыжий толстяк в белом колпаке и нижнем белье. 4. Он поднимал указательный палец и внятно читал лекцию невидимым. 1. «Положим, у меня в распоряжении металлическая труба. 2. Я вбиваю ее в землю, покрыв печной заслонкой отверстие. Я привожу болванов и, сняв перед их носом печную заслонку, обнаруживаю дыру». 3. Безбровый толстяк, окончив свою лекцию, самодовольно осматривался. Но тут с шумом распахнулась дверь. Оттуда выскочил худой кривляка с нависшими черными бровями, грозовым взором и всклокоченной шевелюрой. 4. Он был в нижнем белье и на босу ногу. Он закашлялся как чахоточный, увидав вошедшего Мусатова. Он подскочил к кряхтящему толстячку и шепотом велел ему молчать. 5. На что босоногий лектор возопил гласом велиим: «Петруша, разреши мне выкрикнуть еще один только ужасик!» 1. «Вы, вероятно, явились выведывать тайны, милейший мой: я к вашим услугам». С этими словами он усадил Мусатова и сам уселся перед ним, прижимая руку к груди, чтобы сдержать свой сухой кашель... 2. «Сюда редко заходят. Я нахожу это непростительным легкомыслием: то обстоятельство, что вы видите нас, делает вам, сударь, честь... 3. Ну-с?.. Что скажете?..» 4. К тому времени оторопелый Мусатов, понявший, в чем суть, вопросил: «Какие величайшие истины в мире?» 5. «Все утончается, дифференцируясь...» 6. «Я это сам хорошо знаю», — заметил разочарованный Мусатов, отчего кривляка вдруг пришел в неописанный восторг. 7. «Неужели? — кричал он, — вы дошли до этого!» 8. «Конечно: у нас это знает любой гимназист четвертого класса...» 9. «Уж не знаете ли вы и того, что все возвращается?» — вопил ломака с пояснительными жестами. 10. «Как же, знаю и это, — досадовал Мусатов, — и не за этим пришел...» 11. «В таком случае мне больше нечему учить вас, ученейший», — визжал Петенька, корча злорадную гримасу, всплеснув руками в притворном изумлении... 12. «Пожалуй, сообщу вам тайну тайн, чтобы вы успокоились: тайн нет». 13. Висячая лампа коптила, как во всяком казенном заведении. Смрадная копоть заставляла чихать Мусатова. 14. Мусатов окончательно огорчился ломакиной ложью и, ударив по столу кулаком, неожиданно для себя громыхнул: «Не проведете, голубчики!» 15. Пьяный и наглый, он напоминал теперь своего брата, Павла. 1. «Ты не смеешь не верить, — зашелестел Петр, как осенний ветер, наклоняя грозовое лицо свое к лицу Мусатова, обрызгивая его слюной, как дождем, — потому что я — сущность, вещь сама по себе!» 2. Залпом выпил Мусатов несколько стаканов воды, схватил себя за голову и горел, как в лихорадке; в ушах его раздавались слова заговорившего толстячка: «Положим — стоит африканская жара... Я раздеваюсь донага и валяюсь на муравьиной куче... Множество маленьких насекомых впиваются в мое тело!..» 3. Толстяк ползал по полу и хохотал, хохотал до упаду. 1. «Неужели мне открылся мир четвертого измерения?» — думал Мусатов, ужасаясь устройством этого мира, а сущность вещей в образе Петрушки подсказывала: «Да, да, да, да, да! Миллион раз да! Это — так называемый мир четвертого измерения!.. Дело в том, что его не существует вовсе... Люди исколесили три измерения; вдоль и поперек. Они все узнали, но не угомонились, узнавши. Подобно горьким пьяницам, им нужно все больше и больше водки, хотя водка-то вышла и бутылка пуста... Ну, вот они и придумали у себя за стеной какое-то четвертое измерение... Ну, вот они и колотят в стену, желая пробить брешь в это четвертое измерение... Пусть поберегутся! — орал он так, что стены дрогнули, и при этом блеснули белые зубы его и белки глаз. — Пусть поберегутся, потому что Мститель жив... Чу! Над нами шум зловещих крыльев, точно над Гоморрой в день ее гибели!..» 2. «Но за стеной есть что-нибудь?» — шептал Мусатов, помертвев. 3. «Такая же комната, с такими же обоями, как во всяком казенном заведении, с таким же чудаком, который, бия кулаком в стену, воображает, что за стеной есть что-то иное... Пусть побережется, потому что Мучитель, как огромный, мохнатый паук, расставляет сети безумцу, чтобы насладиться воспламененной кровью его!..» 4. Так сказав, Петр нахмурил свои нависшие брови, и зеленые молнии с ужасающей яростью заблистали в диких очах. Но он быстро погасил эти огоньки, закатил глаза и казался потухшим вулканом. 5. Мертвенно-бледный, сидел в глубоком безмолвии. 1. «Ну, а смерть?» — вопрошал Мусатов. 2. «Смерть — это перевод жильца из комнаты № 10000 в комнату № 10001, если на то имеются надлежащие бумаги», — сказал грозовой Петр, очнувшись, восстав из мертвых. 3. Висячая лампа медленно потухала, когда лакей во фраке принес господам по стакану чаю с баранками. 1. «Может быть соединение между Западом и Востоком?» 2. И ему в ответ Петр-Гроза: «Какое тут соединение: ведь Запад смердит разложением, а Восток не смердит только потому, что уже давным-давно разложился!» 3. «Но кому же улыбается будущее?» 4. Тут произошло маленькое затруднение: сущность вещей схватилась руками за свои сползающие кальсоны и присела от изумления; потом, стуча рукой по высокому лбу, качала укоризненно головой: «Эхма!.. Что ж ты, батенька?.. Проник в наши тайны, а не знаешь азбучной истины!..» 5. Потом она вылила графин холодной воды на голову Мусатову, приговаривая: «А негр?.. А негр?» 6. «Так негр», — сказал пророк совершенно упавшим голосом, оправляя волосы, мокрые от воды. 7. «Негр, негр! Конечно, негр!.. Черномазый, красногубый негр — вот грядущий владыка мира!» 8. Тут Мусатов уронил голову на стол и замер в порыве пьяного отчаяния. 1. Забавный толстяк читал новую лекцию невидимым. 2. «Я разрезаю живот... Вытаскиваю и прочищаю кишки... Отрезав нужный мне кусок кишки, я сшиваю отрезанные концы, 3. и дело в шляпе», — восторженно закончил он свою лекцию, а уже его попирал босоногий Петр, шепча лихорадочно: «Опять за старое, седой греховодник!» 4. Но толстяк жалобно умолял: «Голубчик Pierre, разрешите мне выкрикнуть еще только один ужасик!» 5. На что Петр сказал в каком-то буревом затишье, не предвещающем ничего хорошего: «Молчи, и не обнаруживай старые язвы!» 6. Но этого уже не слышал Мусатов, сбегая с лестницы. 7. Он шептал: «Что это, Господи? Что же это такое?» 8. Он чуть не сшиб с ног черномазого негра, который гордо шел вдоль освещенной улицы в изящном цилиндре и с иголочки одетый. 9. Любопытный негр посмотрел по сторонам и нагло думал: «Где же Москве до Чикаго!» 10. Под влиянием этой гнусной мысли губастая рожа улыбалась. 11. И над этим Содомом слетались грозные коршуны на смрадную падаль, радуясь желанному омертвению. 1. А босоногие чудаки после ухода Мусатова мирно сидели за столом. Каждый помешивал ложечкой в стакане с чаем. 2. Над их головами образовалась странная особенность: это была пара настоящих рожек, выросших Бог весть почему и откуда... 3. Толстый говорил худому: «А ты искусник, а ты обманщик, а ты лгун, Петенька?» 4. При этом он хихикал. 5. Но его веселья не разделял Петр, ворча: «Пожалуй, он догадается, в чем сила... Ведь они — хитрые...» 1. Мне кажется, что вы увидели бы, господа, двух, которые сидели на могилах. 2. Оба были высоки, худы и сутулы; борода одного развевалась по ветру, а из-под черных, точно углем обведенных ресниц грустно смотрели серые глаза. 3. Другой был в зимнем картузе и золотых очках. 4. Один сказал другому: «Мне, Барс Иванович, все-таки жаль Мусатова, несмотря на его гордыню и самонадеянность!» 5. А другой закричал: «Ээ! Да нельзя же, Вла-ди-мир Сер-ге-е-вич, спускать им всякую нелепость! 6. Ведь мусатовские выводы — это выводы сапожника!» 7. Быть может, это мне показалось, господа, и среди могил стояла только тоскующая красавица в бесслезных рыданьях, с вечными четками и в черном клобуке...
Нда.. прочитала сегодня этот отрывок, очень впечатлил, пошла читать дальше и вот, что сразу встретилось: 1. И вот началось... углубилось... возникло... точно это были гаммы из неведомого мира, неизвестно, откуда возникавшие, замиравшие. 2. Точно это было само по себе, а трубившие и водившие смычками сами по себе... 3. Точно огни померкли. Благородная зала стала мала и тесна. Что-то с чего-то сорвалось... Стало само по себе... 4. И зала казалась странным, унылым помещением, а мерцанье огней невеселым. 5. И многочисленные лица слушающих казались рядом бледных пятен на черном, бездонном фоне. 6. Эти лица были серьезны и суровы, точно боялись люди уличить себя в постыдной слабости. 7. А это было сильней их всех. 1. Звуки бежали вместе с минутами. Ряд минут составлял время. Время текло без остановки. В течении времени отражалась туманная Вечность. 2. Это была как бы строгая женщина в черном, спокойная... успокоенная. 3. Она стояла среди присутствующих. Каждый ощущал за спиной ее ледяное дыхание. 4. Она обнимала каждого своими темными очертаниями, она клала на сердце каждому свое бледное, безмирное лицо. 119 1. Это была как бы большая птица... в печали. И печаль не имела конца. 2. Эта печаль прокатилась тысячелетия. Тысячелетия лежали впереди. 3. Она облетела планетные системы. И планетные системы меняли свое направление. 4. А она была все та же и та же, спокойная, величавая, безжалостно-мечтательная. 5. Это была как бы большая птица. И имя ей было птица печали. 6. Это была сама печаль. -- Алконост и Сирин
