"He мысля гордый свет забавить, Вниманье дружбы возлюбя, Хотел бы я тебе представить Залог достойнее тебя, Достойнее души прекрасной, Святой исполненной мечты, Поэзии живой и ясной, Высоких дум и простоты; Но так и быть – рукой пристрастной Прими собранье пестрых глав, Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессонниц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет..."
Cтихотворение Агнии Барто про плачущую Таню — истинный хит детской поэзии, в четырех строчках которого есть и боль утраты, и человеческое сочувствие, и начальные познания в физике и мироустройстве. Ecли бы известный детский стишок написали другие поэты, он бы не утратил своей гениальности. Просто драматическая история с утешением в финале звучала бы по-другому. Маяковский В этом мире Ничтo Не вечно, Вот и теперь Матерись или плачь: Прямо с берега Сверзился в речку Девочки Тани Мяч. Слезы хлещут Из глаз у Тани. Не реви! Не будь Плаксивою девой! Пойдем за водой - И мячик достанем. Левой! Левой! Левой! Блок Безутешно рыдает Татьяна, И слеза, словно кровь, горяча; Ей припала сердечная рана От упавшего в речку мяча. То прерывно вздыхает, то стонет, Вспоминая былую игру. Не печалься. Твой мяч не потонет - Мы достанем его ввечеру. Крылов Девица некая по имени Татьяна, Умом изрядная и телом без изъяна, В деревне дни влача, Не мыслила себе досуга без мяча. То ножкою поддаст, то ручкою толкнет, И, заигравшись с ним, не слышит и вполуха. Господь не уберег, случилася проруха - Игривый мяч упал в пучину вод. Рыдает, слезы льет несчастная Татьяна; А водовоз Кузьма — тот, что всегда вполпьяна, - Картуз совлек И тако рек: «Да полно, барышня! Сия беда — не горе. Вот Сивку запрягу, и за водою вскоре Помчуся вскачь. Багор-то мой остер, ведро мое просторно - Из речки я умело и проворно Добуду мяч». Мораль: не так просты простые водовозы. Кто знает толк в воде, тот утешает слезы. Есенин Хороша была Танюша, краше не было в селе, Красной рюшкою по белу сарафан на подоле. У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру, И ногой пинает мячик — любит странную игру. Вышел парень, поклонился кучерявой головой: «Разреши, душа-Татьяна, тоже пнуть его ногой?» Побледнела, словно саван, схолодела, как роса. Душегубкою-змеею развилась ее коса. «Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу, Я его ногою пнула, а теперь не нахожу». «Не грусти, моя Танюша, видно, мяч пошёл ко дну, если ты меня полюбишь, я тотчас за ним нырну». Лермонтов Белеет мячик одинокий В тумане речки голубой - Сбежал от Тани недалёкой, Оставил берег свой родной... Играют волны — ветер свищет, А Таня плачет и кричит, Она свой мяч упрямо ищет, За ним по берегу бежит. Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой! Пушкин Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью: Река глубOка и туманна, Игрушку чудную свою С моста случайно уронила... О, как ты этот мяч любила! Ты горько плачешь и зовёшь... Не плачь! Ты мячик свой найдёшь, Он в бурной речке не утонет, Ведь мяч — не камень, не бревно, Не погрузИтся он на дно, Его поток бурлящий гонит, Течёт по лугу, через лес К плотине близлежащей ГЭС. Гораций Громко рыдает Татьяна, горе её безутешно; Вниз с розопламенных щек слёзы струятся рекой; Девичьим играм в саду беззаботно она предавалась - Мяч озорной удержать в тонких перстах не смогла; Выпрыгнул резвый скакун, по склону вниз устремился, С края утеса скользнув, упал в бурнопенный поток. Милая дева, не плачь, утрата твоя исцелима; Есть повеленье рабам — свежей воды привезти; Стойки, отважны они, ко всякой работе привычны - Смело пустятся вплавь, и мячик вернется к тебе. Горький Над седой равниной моря Громко стонет наша Таня. Брошен Танею в пучину Гордо реет Танин мячик, Круглой молнии подобный. «Тише, Таня, не печалься, — — говорит ей мудрый пингвин, Поудобнее запрятав Тело жирное в утесах, — Мяч — фигня, оно не тонет, Даже если б захотело. Слушай лучше: грянет буря — Вот тогда и будешь плакать». По мотивам финского эпоса «Калевала» Наша Таньен, златокудра В кудрях, с золотым отливом, От рыданий сотрясаясь И от горя почерневши Над мячом, упавшим в реку, Слёзы льёт. Над ней кукушка, Леса ласковая пташка, Песнь поет для Таньен громко, Заливается прилежно. Так кукует эта птичка: Тише Таньен, тише будь ты. Мяч в потоке не утонет, Он на дно не погрузится, И река его не примет, Мяч резиновый, а значит Он судьбой своею связан С каучуком, что из джунглей Славный род ведет извечно. Японский вариант Потеряла лицо Таня-тян. Плачет о мяче, укатившемся в пруд. Возьми себя в руки, дочь самурая.
Петр Синявский Штранная иштория Встретил жук в одном лесу Симпатичную осу. — Ах, какая модница! Пожвольте пожнакомиться. — Увазаемый прохозый, Ну на сто это похозэ! Вы не представляете, Как вы сепелявете! И красавица оса Улетела в небеса. — Штранная гражданка, Наверно, иноштранка. Жук с досады кренделями По поляне носится. — Это ж надо было так Опроштоволоситься. Как бы вновь не оказаться В положении таком — Нужно шрочно жаниматься Иноштранным яжыком.
Я вижу только то, что в голове. Давно не вижу ничего снаружи. Я спрятался в саду, в густой траве. Но под землёй мне стало только хуже. Я над собой стою, как часовой, И слышу только постоянный вой. И не было сначала ничего. А после — раз — и всё опять приснилось. И пустота, и сердца маета, И время проявилось, как мечта, Но только ничего не изменилось — Я вижу то же, что и не во сне. И грустно мне. И быль, и даль, И небо, и печаль, Вот птица, и клюёт она нептицу, Вот женщина летит, и мир кружится, А я сижу внутри, среди ресниц, И вижу очень много разных странных лиц. Злой человек — он что-то должен мне. И с ним другой, с узорами на коже. Ещё какой-то странный человек — Я вижу ниже век и выше век, Но только вижу я одно и то же. Или — похоже. А сердце ноет: прячься, что-то будет! Зачем тебе вся эта суета? Зачем ты там, где ходят эти люди? Где пустота? Не сбережёшь ты голову свою! А я стою и песенки пою. Ведь — кто украл — того и голова. И этот зуд, и рот забит газетой... И страшный голос, слышимый едва: Ты плохо жил. Ты заслужил всё это! Я вижу свет, которым я живу, И мятую осеннюю листву. О, где же, где же, где же, где же ты, Мечта моя, мечта моей мечты?.. Всё зло моё хранится в голове. По-крайней мере, там оно лежало. А светлых мыслей, может, только две... Я бросил всё. Но лучше мне не стало. И где-то далека Болит рука. И чешется сосок. И тело занемело. И этот страшный голос: всё за дело! Весь мир — слова. И я — одни слова. Я напишу письмо твоим губам. Я нашепчу слова твоим словам. Я стану нем и тих, как будто палка, Поверь мне — мне себя совсем не жалко. Их нас двоих мне жалко только вас. И этот день, в котором вы живёте. Но день пройдёт, и скоро вы умрёте. И свет для вас уже почти погас. В душе моей и пусто, и тепло, Всё разделилось на добро и зло. Гори, гори, Лети, лети, Найдёшь топор И не свисти!.. Как много закорючек и людей! Мы движемся! И там, и здесь, и где-то... Пойми, ты только в голове моей. А голова моя — на дне пакета. Её неведомо куда уносят с рынка, Под свист трубы, под скрип — и странный факт: Какая-то нелепая картинка. Под мерное раскачиванье, в такт, Мы удаляемся. И время как-то сжалось. И ничего уж больше не осталось. Ни слов, ни снов, ни сладостных забав. Лишь терпкий запах незнакомых трав. Дмитрий Озерский, 2023
стихи Д. Хармса "Дворник с чёрными усами." Вода в реке журчит прохладно, и тень от гор ложится в поле, и в небе гаснет свет, и птицы уже летают в сновиденьях... А дворник с черными усами всю ночь стоит под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. А в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок - топот ног... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок... Проходит день, потом - неделя, потом года проходят мимо, - и люди стройными рядами в своих могилах исчезают... А дворник с черными усами года стоит под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. А в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок - топот ног... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок... Луна и Солнце побледнели, созвездья форму изменили, движенье сделалось тягучим, и время стало, как песок... А в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок, и топот ног, и звон бутылок... А дворник с черными усами опять стоит под воротами и чешет грязными руками, и чешет грязными руками...
Брожу ли я вдоль улиц шумных, Вхожу ль во многолюдный храм, Сижу ль меж юношей безумных, Я предаюсь моим мечтам. Я говорю: промчатся годы, И сколько здесь ни видно нас, Мы все сойдём под вечны своды — И чей-нибудь уж близок час. Гляжу ль на дуб уединенный, Я мыслю: патриарх лесов Переживёт мой век забвенный, Как пережил он век отцов. Младенца ль милого ласкаю, Уже я думаю: прости! Тебе я место уступаю: Мне время тлеть, тебе цвести. День каждый, каждую годину Привык я думой провождать, Грядущей смерти годовщину Меж их стараясь угадать. И где мне смерть пошлёт судьбина? В бою ли, в странствии, в волнах? Или соседняя долина Мой примет охладелый прах? И хоть бесчувственному телу Равно повсюду истлевать, Но ближе к милому пределу Мне всё б хотелось почивать. И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять. А.С. Пушкин
https://ya.ru/video/touch/preview/13298006801022212022 https://ya.ru/video/touch/preview/17112378366463950963
Почему то вторая ссылка где Смоктуновский читает Пророка стала не активна. Поставлю ещё раз, мне кажется это стоит послушать. Это реально круто. Вообще я как будто заново открываю для себя Пушкина через прочтение Смоктуновским. Два в одном - гениальные стихи в гениальном прочтении. https://ya.ru/video/touch/preview/6264142215034110823
ДМИТРИЙ СУХАРЕВ Мне по нраву бараны упёртые, Калачи многократно тёртые, Воробьи из орудий стреляные, Пятаки на копейку меняные. Я не выгляжу юным мальчиком, Но не божьим хоть одуванчиком. Не Аникой, но всё-таки воином, Быть стараюсь Пути достойным. В занебесье Пути налаживаю, Хоронить не дам себя заживо. Хорошо ли мне или плохо ли - Буду я для всех шут гороховый. Попылю мирскими дорожками, Погремлю чуток поварёшками - Не поучатся, хоть покушают... Может кто потом и послушает
Владимир Маяковский Лиличка! Вместо письма Дым табачный воздух выел. Комната — глава в крученыховском аде. Вспомни — за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил. Сегодня сидишь вот, сердце в железе. День еще — выгонишь, может быть, изругав. В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссеча́сь. Не надо этого, дорогая, хорошая, дай простимся сейчас. Все равно любовь моя — тяжкая гиря ведь — висит на тебе, куда ни бежала б. Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб. Если быка трудом уморят — он уйдет, разляжется в холодных водах. Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых. Захочет покоя уставший слон — царственный ляжет в опожаренном песке. Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег, и су́етных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек… Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша? Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг. 1916 г.
Евгений Евтушенко Злость Мне говорят, качая головой: «Ты подобрел бы. Ты какой-то злой». Я добрый был. Недолго это было. Меня ломала жизнь и в зубы била. Я жил подобно глупому щенку. Ударят — вновь я подставлял щеку. Хвост благодушья, чтобы злей я был, одним ударом кто-то отрубил! И я вам расскажу сейчас о злости, о злости той, с которой ходят в гости, и разговоры чинные ведут, и щипчиками сахар в чай кладут. Когда вы предлагаете мне чаю, я не скучаю — я вас изучаю, из блюдечка я чай смиренно пью и, когти пряча, руку подаю. И я вам расскажу еще о злости… Когда перед собраньем шепчут: «Бросьте!.. Вы молодой, и лучше вы пишите, а в драку лезть покамест не спешите», - то я не уступаю ни черта! Быть злым к неправде — это доброта. Предупреждаю вас: я не излился. И знайте — я надолго разозлился. И нету во мне робости былой. И — интересно жить, когда ты злой! 1955 г.
